Коммунистическая Партия Российской Федерации

Ленинградское (Санкт-Петербургское) региональное отделение

Центральный районный комитет

Главная

Официально

Статьи

Мероприятия

Контакты

Ссылки

Сергей Васильцов, Сергей Обухов

РУССКОЕ САМОСОЗНАНИЕ

В связи с развернувшейся в партии научной дискуссией по проблеме “Коммунисты и русский вопрос” “Правда” продолжает публиковать материалы ученых Центра исследований политической культуры России (ЦИПКР). Предлагаемая публикация посвящена одной из самых закрытых и неисследованных тем — оценке современного национального самосознания русских, а также анализу соответствия практической деятельности партии глубинным потребностям и духовным запросам русской нации. Настоящий материал является продолжением аналитических статей, ранее опубликованных в “Правде”: “ХХ съезд КПСС и русский вопрос в России” (17 февраля) и “Русский вопрос и коммунисты России” (31 марта).

МОЖНО СКАЗАТЬ, что русский вопрос сегодня — самоочевидная неочевидность. Несомненно, он существует, напоминая о себе практически во всех сферах жизни. Однако не менее ясно и другое: в обществе нет четкого понимания того, в чем он состоит и каковы пути его решения. Современные подходы к русскому вопросу явственно грешат односторонностью Хронологической: и аналитическая, и публицистическая мысль не спускается здесь, как правило, дальше предреволюционной и революционной поры начала XX века.

Политической: проблема зацикливается на троцкизме в его былых и нынешних проявлениях, а также на сталинской борьбе с ним.

Предметной: объектами анализа и даже простого упоминания стабильно остаются явления типа современного геноцида русской нации, дискриминации русских в экономике, социальной области, делах политики и государственного управления.

Психологической: настрой подобных работ носит чаще всего “жалостливый”, так сказать, характер, сводя всё к сетованиям по поводу выпавшей русскому народу жестокой судьбы.

Нет спору, всё это — броские и значимые аспекты русского вопроса. Однако только лишь аспекты. Проблема же, коли брать ее системно, несравненно глубже в плане историческом и многограннее по структуре.

Не случайно “цвет” демолибераль-ной интеллигенции, перед которым еще Б. Ельцин ставил задачу быстренько создать “национальную идею” для России, после долгих трудов выпустил в конце 90-х в свет цитатник из материалов СМИ. Оставляя, надо понимать, на долю самих читателей задачу разобраться в проблеме и сделать нужные выводы. И — никаких “национальных идей”.

Обращение к русскому вопросу означает анализ всей истории русских с древнейших времен и по сию пору. Оно требует ответа на три ключевых вопроса: откуда мы, кто мы, чего хотим и к чему стремимся?

Внести такие представления в самосознание народа — именно внести, поскольку идеология в сознание масс, согласно марксизму, вносится,— и есть сегодня главная задача партии, ставящей перед собою задачу национального освобождения России.

Откуда мы?

Первое дело здесь определиться — кто есть кто. 

Начнем с того, что взгляд русского на ключевой вопрос: что определяет национальность человека? — отнюдь не сводится им ни к “проблемам крови” (5% сторонников), ни к формальной записи в документах (6), ни к таким внешним признакам, как склад лица, цвет глаз и волос (2), ни даже к происхождению — наличию трех или четырех поколений предков данной национальности (15% требований), ни к прочим аналогичным вещам.

Русским для большинства русских является тот (36% мнений), кто “полностью погружен в культуру, историю и традиции этого народа, кто уважает и любит его”, кто сам бескорыстно считает себя частью русского народа (23) и кого русские признают (10% мнений) своим.

Причем подобный взгляд на русскость, вскрытый социологическими опросами, является устойчивым и традиционным, насчитывает столетия (в статье использованы материалы социологического мониторинга, который ведет Центр исследований политической культуры России вот уже более семнадцати лет, с 1988 года).

И тем не менее общим местом сегодняшней официальной пропаганды сделалось утверждение, будто русских как исторического явления вроде бы и нет, а всё прошлое России — извечно непредсказуемо. С телеэкранов и страниц СМИ о русских и обо всем русском изливаются басни и сказки самого низкого пошиба. Но почему? Каким образом в массовое сознание так легко вбрасываются самые невероятные “открытия”, призванные до дыр “стирать белые пятна истории”? Во многом это предопределено низким уровнем исторического сознания сами русских. 

Проблема Аркаима. Казалось бы, научная сенсация последних лет — открытие на территории Челябинской области города индоевропейцев III — II тясячелетий до новой эры — “русской Трои”. Его условное название — Аркаим. Это и город-крепость, и город — мастерская литейщиков, производившая бронзу, это и город-храм и обсерватория, где, вероятно, проводились сложные для того времени астрономиче-ские наблюдения. Казалось бы, этим доказано, что именно Россия была первоосновой современной европейской культуры. Казалось бы, русские как потомки найденной цивилизации встали в один ряд с древними египтянами и вавилонянами. И что же? Кто об этом знает? Какие выводы сделала государственная пропаганда и система образования в условиях мировой конкуренции за цивилизационное первородство? Как используют это партии, в том числе коммунисты? 

Никто и никак. 

А ведь в конце 80-х, когда общественность боролась против затопления этого исторического памятника, господствовали такие настроения: “Уральское отделение Академии наук должно поставить вопрос решительно, вплоть до выхода из состава АН, в случае, если Аркаим не будет защищен”; “Минводхозу Аркаим не нужен. Он нужен нам”; “Если Аркаим не будет спасен, идея социализма для меня падет окончательно”. Такие требования во множестве приходили тогда в государственные инстанции.

Спустя полтора десятилетия проблема Аркаима вновь в повестке дня борьбы за национальное самосознание. На проходившем под председательством Г.А. Зюганова IV съезде патриотических организаций Урала в декабре 2005 года коммунистов заново призывали опереться в своей политической борьбе на фундаментальные национальные ценности. “У нас, у русских, особое отношение к челябинской земле — земле древней цивилизации Аркаима, где наши духовные корни уходят в глубь тысячелетий,— отмечал на съезде руководитель делегации народно-патриотических сил Пермского края Ю.Н. Перхун.— Мы признательны челябинским коммунистам за их объединяющую роль в патриотическом движении Урала. Уверен, что такие встречи, обмен опытом помогают нам объединить силы в деле возрождения нашей русской, российской социалистической цивилизации. И сопоставляя опыт нашей борьбы, мы можем уверенно заявлять, что только через возрождение морально-политического духа русской нации мы можем возродить наше Отечество”. Хорошие призывы и намерения. Но они так и не вышли из зала, пусть даже большого, где собралось до тысячи активистов КПРФ и патриотических движений.

Глубина исторической памяти. В итоге, если, скажем, современный поляк, как свидетельствуют данные местных социологов, в состоянии более или менее уверенно определяться в массиве имен и событий родной истории аж X—XII веков, а средний житель США знает свои этнические корни и семейную родословную на протяжении, по меньшей мере, четырех-пяти поколений, то для нынешнего русского человека личный исторический горизонт обрывается где-то на временах Великой Отечественной войны или, самое большее, на революционной эпохе 1917 года.

Весь остальной — по меньшей мере тысячелетний — этап истории для него буквально “покрыт мраком” и населен подчас лишь персонажами фиглярских телесериалов, которые пьют, развратничают, сквернословят, дурачатся — и всё, на этом русская “телеистория” кончается. И понять, каким чудом такие “уродцы” создавали империю, располагавшуюся к середине XIX века сразу в трех частях света (в Европе, Азии и Америке), абсолютно невозможно.

Редкими случаями узнавания на историческом пространстве, как говорит серия социологических опросов Центра исследований политической культуры России, проведенных за последние полтора десятилетия, всплывают сегодня в народной памяти очень немногие имена: Владимира Святого, крестившего Русь (его помнят 55% русских); Александра Невского, разбившего армию крестоносцев, набранную со всей Европы, на льду Чудского озера (75); Ермака, начавшего присоединение Сибири к России (66% воспоминаний); да фельдмаршала Кутузова, изгнавшего Наполеона с его армией “двунадесяти языков” из России (73). Реперные, так сказать, точки есть, но между ними — почти провал: события и лица здесь распознаются самое большее четвертью или третью русских.

В подобных условиях недоброжелателю легко атаковать всё — историю, ценности, символы русской нации. 

Проблема Красного знамени. Скажем, Красное знамя на протяжении последних двух десятилетий прорежимные интеллектуалы усиленно пытаются трактовать как нечто “случайное”, “неисторическое”, “кровавое” и “призывающее к насилию”. Конечно, таким атакам противопоставляется тот факт, что знамя это есть Знамя Победы. Но ведь этого мало. 

Забыто, что даже Знаменем Победы красное полотнище было, самое малое, дважды: не только в 1945-м, но и в 1380 году, на Куликовом поле, где рать Дмитрия Донского билась под “чермным”, по словам летописи, то есть красным, флагом с интернациональным в очередной раз войском Мамая, где, кроме татар, собрались воины еще дюжины народов, вплоть до “черной” генуэзской пехоты.

Абсолютно не введено здесь в политическую полемику и другое — то, что красный цвет издревле являлся самым престижным государственным символом, за обладание которым остро соперничали ведущие страны Европы. Скажем, борьба за право его использовать в качестве государственного символа играла немалую роль в Столетней войне (1337—1453 гг.) между Англией и Францией. В итоге Франция, изначально веками имевшая красный государственный флаг (знаменитую “Орифламму”), проиграла эту схватку, заменив его на белый стяг, тогда как англичане взяли красный цвет знамени в качестве почетного трофея себе.

Так что Красное советское знамя, при всем его революционном происхождении (хотя красный же цвет, кстати, доминировал и на многих знаменах Белого движения), исторически является и наиболее престижным в мировой истории символом державности.

Не случайно всевозможные радикалы наших дней — от Грузии до Украины и Киргизии — пытаются окрасить свои знамена в нечто напоминающее красное. Именно отсюда, исходя из исторической престижности красного цвета, заокеанские политтехнологи порождали все эти “революции роз”, “оранжевые” и “тюльпановые” перевороты. Кстати, неудачный выбор синего цвета (“джинсовая революция”) для спецоперации по свержению А. Лукашенко в Белоруссии, помимо прочих факторов, сыграл свою роль в провале попыток дестабилизировать ситуацию в этой республике в ходе недавних президентских выборов. В общем, не будь красный цвет неотделим от русского народа и коммунистов, всевозможные прозападные силы на постсоветском пространстве давно бы сражались за право назвать красное своим. Кстати, в этом ряду и попытка перехвата ныне коммунистической символики “Родиной”: вспомним перелицовку их флагов в красно-золотой цвет...

И все же: несмотря на сбой исторической памяти и отМкрытость ко всевозможным внушениям, в русском самосознании сохраняется мощный плацдарм для возрождения.

Народ помнит себя. “Русские — древнейший народ, чьи корни уходят в глубь тысячелетий, внесший огромный вклад в мировую цивилизацию. Государство русского народа Россия всегда была гарантом мировой стабильности, сдерживавшим самых страшных разрушителей (Чингисхана и Батыя, Карла XII, Наполеона, Гитлера)” — такова позиция более половины русских. 

Тогда как утверждения, будто русские есть “имя прилагательное” и говорить о цивилизационной их роли нет смысла (4 % мнений); лицемерные сетования, что они, мол, утратили свое этническое и культурное “я” и обречены сойти с исторической сцены (6); псевдонаучные концепции “незрелости” русских, которыми-де обязательно должен руководить какой-тo другой народ (9); обвинения, что русские одержимы то ли “манией самоуничтожения”, то ли мессианством (6% упоминаний),— ничто из этого, несмотря на все внушения, в русском, да и вообще российском самосознании не прижилось.

“Русские были, есть и будут самобытным и великим народом, даже сверхнародом, за тысячелетие объединившим вокруг себя многие и многие иные народы. За ними — будущее” — так видят суть вопроса до 35 процентов русских и россиян. В этом суть русского самосознания. Самосознания пока еще не реализованного в общественно-политической сфере.

Кто мы?

Да, русские сегодня — разделенный, расколотый народ. И не только потому, что крушение СССР оставило за границами нынешней России 20 миллионов их соплеменников. Трещины избороздили сам менталитет нации, во многом лишив его однородности, а значит, и способности делом противодействовать деструктивным, угнетающим воздействиям извне. Атомизация русского этноса достигла, пожалуй, сегодня предела. И сравнима разве что с эпохой, предшествовавшей воцарению Ивана III (XV век), сбросившего ордынское иго, или временам Смуты XVII века, до образования ополчения Минина и Пожарского. 

“Свой своего не познаша” — лучшая характеристика сегодняшних русских. Судя о том, что сближает в наши дни людей, всего только 3 процента русских указывают на национальную общность. И ни религия (3%), ни культура и образование (3), ни профессия (3), ни даже жизнь в одной стране (10% упоминаний) — ничто из этого также не в силах сплотить воедино нацию. Бессильны здесь и социальные, классовые интересы (6), и политические взгляды (2), и даже чисто меркантильные, денежные (5% высказываний) устремления.

Пока хоть какое-то объединяющее воздействие (20% ответов) оказывает семья.

Однако почти для трети наших современников стало характерным такое положение, когда собрать их вместе и сплотить не в состоянии уже ничто.

Ущербность эта остро ощущается самим же русским самосознанием, побуждая его раз за разом ставить перед собой вопрос о том, что делать. Однако ответ здесь оказывается, как правило, банален и не в состоянии указать пути для практического общенационального действия.

Так, говоря о ценностях и ориентирах, способных послужить объединению народа, основная масса граждан упоминает законность (45% оценок), гарантию интересов личности и народа (35), порядок (29) и т.д.

Но как всего этого добиться?

Блок же национально окрашенных ценностей стоит на втором, а то и на третьем месте. Немногие делают ставку на патриотизм (25% оценок) или восстановление целостности исторического государства Российского (18), на память о великом историческом прошлом народа (17), на русскость и самобытность (8% упоминаний) русской цивилизации.

И всё это при том, что народное мировосприятие ощущает — и весьма остро — нарастающую со всех сторон угрозу. Скажем, агрессию НАТО против Югославии до четырех пятых русских людей расценили как демонстрацию того, “чем может обернуться и для нашей страны утрата былой великой мощи”. И сделали вывод: “Надо провести полную смену караула на руководящем государственном уровне”. Однако угроза эта, даже будучи осознанной, так и не смогла активизировать самосознание русских, перейти из плоскости чувств в плоскость дела. 

Это четко проявляется в делах политики: решающая часть русских (а с ними и подавляющая масса всего населения страны) до сих пор не может увязать политику и свои национальные интересы. В отличие не только от зарубежных государств, но и стран, возникших на постсоветском пространстве, национальное (русское) и политическое (партийное) начала в России остаются необъединенными и бытуют в общественной жизни народа каждое само по себе. Отсюда постоянные поражения и утраты.

И всё же, защитить интересы России ХХI века, считает относительное большинство русских (треть), смогут лишь очень хорошо организованные массовые партии, сочетающие преданность национальным и государственным ценностям с защитой идеалов социальной справедливости и народовластия. И указывают при этом на КПРФ, видя в ней, каждый четвертый, самую “прорусскую партию”. 

Не зря небезызвестный г-н Познер так интерпретировал недавно это обстоятельство: “Многие из тех, кто отдает свои голоса на выборах Зюганову и его команде, на самом деле голосуют не за коммунистическую, а за националистическую идеологию”. Заметим: “националистическая идеология”, переводя с языка Познера, означает идеологию национально-патриотическую.

Однако, к сожалению, Познер льстит КПРФ. Созидательный национальный, патриотический момент в работе Компартии всё еще слаб. Когда дело доходит до политической практики, всё складывается несколько иначе. Ни одна из политических партий нынешней России, будь то КПРФ, “Единая Россия”, ЛДПР или “Родина”, не воспринимается в качестве силы, реально опирающейся в своей деятельности на русский народ, более чем 5 — 6 процентами населения. Не зря каждую выборную кампанию Кремль пытается заполнить эту пустоту всевозможными новоделами типа “Русской социалистической партии” или партии “Русь”, о которых после голосования и освоения колоссальных предвыборных фондов уже никто не помнит.

И потому самоочевидно: та политическая сила, которой удастся идентифицировать себя в глазах русских с русским же началом, будет доминировать в отечественной политике не годы и десятилетия, а века. Русский плацдарм в политике свободен, и борьба за него — острая и жесткая борьба — впереди…

Куда идем и чего хотим?

Перманентный, длящийся уже два десятка лет кризис российского общества придал очень специфичные черты тому “образу будущего”, что сформировался — хотя и продолжает постоянно менять свой облик — в русском мировосприятии. Традиционный вопрос “Что делать?” не теряет ни своей важности, ни остроты и болезненности.

И, в частности, на рубеже XXI века одной из доминант русского “образа будущего” сделалось ощущение сильнейшего отката вспять, обрушения всего и вся в самые темные века былого, попятного исторического движения.

“Россию отбрасывают далеко в прошлое — в дикий капитализм XIX века — и делают это… “демократы” и “реформаторы”,— утверждают 52 процента русских.

“У нас, особенно в Москве и прочих крупных городах (на рынках, в магазинах и просто в уличных торговых точках), ситуация такая, какой не видывали и при золотоордынском иге XIII — XV веков: всё в руках “гостей” с Кавказа — и попробуй с этим поспорь”,— заявляют в ходе социологиче-ских зондажей 26 процентов респондентов.

Иначе, но в том же эмоциональном ключе воспринимает настоящее и будущее другой слой (26%) населения: “Россия идет почти к былинным временам VII—VIII столетий, когда с Руси брал дань Хазарский каганат. Именно в этом направлении спихивают страну олигархи”. 

А кто-то оценивает исторические перспективы так: “Назад, в эпоху феодальной раздробленности (типа XI—XIII вв.), нас намерены завести разные региональные лидеры,— полагают 17 процентов населения,— мечтающие превратить свои области, края и республики во что-то вроде личных (а далее и наследственных) уделов, разорвать Россию на части”.

Реакцией на такую историческую перспективу долгое время был “синдром бегства”, то есть попытка морально-психологически вырваться из современности, спрятаться в комфортном воображаемом мирке, уйти в “историческую эмиграцию”. Оказаться в будущем, которое стало бы следствием настоящего, хотели, вплоть до конца 90-х годов, совсем немногие — примерно 28 процентов населения. Окажись у многих русских в руках “машина времени”, большинство сделали бы другой выбор — ушли в прошлое. Например, в советскую, особенно брежневскую, эпоху (30—32% преференций) или в дореволюционную Россию (13%), вплоть до Киевской и Московской Руси или петровской России.

И только в начале нового века ситуация несколько изменилась. Относительное большинство, примерно 30—40 процентов, русских и россиян пришли к мнению, что следует оставаться в собственном времени, в своем историческом пространстве. Не пытаться психологически отгородиться от него мечтами об уходе в другие эпохи и реальности, а бороться за него всеми имеющимися силами. 

Русские стали обживать выпавшую им историческую стезю. Однако это вновь потребовало от них определиться: как жить дальше, как выправить куда-то не туда “сползающую” судьбу?

И здесь русское самосознание вновь упирается во всё ту же стену неверия в лучшее. Ельцинский развал и путинский застой всё больше гнетут самосознание нации. 

Даже такая цель, получившая всенародную поддержку, как воссоздание Союзного государства, решается сейчас далеко не просто. Да, от половины до трех четвертей населения хотели бы объединения в новый Союз России, Белоруссии, Украины и Казахстана. Симпатизируют они, в каждом третьем случае, прорусским позициям жителей Крыма, Приднестровья, Абхазии. Однако в реальность такого воссоединения уже верят не столь многие. Всего один из десяти полагает, будто всё это можно сделать прямо сейчас. Тогда как менее половины русских, да и всех россиян, убеждены, что добиться объединения если и удастся, то не скоро. Половина же считает его почти невозможным.

Причина очевидна: медленное, но непреклонное удушение российской властью идеи российско-белорусского единого государства серьезно подорвало веру в восстановление Союза, почти лишив, по сути дела, русское самосознание одной из немногих опор на будущее.

Впрочем, такого рода ситуации пока еще не в силах уничтожить то, что можно назвать народной программой возрождения России, которая, как говорят социологические данные, такова:

— Покончить с сепаратизмом в стране; ввести реальное равенство всех территорий, включая русские земли (37% требований).

— Убрать из руководства России всех тех, кто, управляя ею, служил чужим, не русским и российским, интересам, прикрывая это словами о “цивилизации” и “демократии” (27%).

— Вернуть народу всю ту собственность, которую у него отобрали разные хитрые дельцы за время “приватизации”; ту Советскую власть, что разрушали “демократы”; ту культуру, что искореняется на протяжении многих лет (21%).

Ни пресловутым “общечеловеческим ценностям”, ни “демократическим” преобразованиям, ни всё большей “регионализации” страны, ни борьбе с некими “фашиствующими красно-коричневыми” — ничему из этого, на взгляд большинства людей (исключая примерно четверть-треть населения России), места в будущем нет.

* * *

Русский вопрос в России появился не сегодня и не вчера.

В том или ином историческом обличье он в более или менее политизированном виде возникал по меньшей мере на протяжении тысячелетия. 

Его знала Русь еще XII—XIII веков, когда начала подниматься волна протеста против такого “побочного” явления христианизации, как греко-византийское засилье. Как реакция на это иностранное влияние тогда, под сенью великокняжеских теремов, под эгидой великих князей, шло частичное возрождение языческих обрядов, символов, художественных образов, которое было прервано монголо-татарским нашествием, что воспринималось, как писали летописи, наказанием “за грехи наши”.

Его узнала послепетровская Россия, истерзанная бироновщиной, ответом на которую на интеллектуальном уровне стала разработка русской национальной идеологии Ломоносовым, а на высшем государственном уровне — кадровая, так сказать, политика Елизаветы Петровны, выметавшей иноплеменных захребетников из всех щелей госаппарата того времени.

А затем — еще более последовательная и жестко идеологизированная линия Екатерины Великой, вводившей при дворе русский народный наряд, окружавшей себя русскими государственными мужами и бескомпромиссно проводившей в жизнь курс на восстановление геополитической целостности России, утраченной со времен золотоордынского ига: были возвращены Крым, Белоруссия, украинские земли.

Следующий шаг был совершен в духовной, культурной сфере Пушкиным, Лермонтовым, Тютчевым, создавшими и тот русский язык, что жив до сих пор, и национальную литературную и поэтическую традицию. Одни пушкинские сказки, запечатлевшие следы индоевропейского эпоса, дорогого стоят. Как и концепция исторического предназначения России, над которой столько работал Тютчев.

Затем пришли славянофилы, подведшие научную базу под многие из наработок прошлого и сумевшие поставить на современную им интеллектуальную почву сам русский вопрос, выделив его из массива общественных российских проблем.

Однако вопрос этот так и не был решен. И полоса глобальных революционных потрясений настолько разъединила русский народ и власть, что грянул Октябрь 1917 года.

Наконец, русский вопрос был поднят в послевоенные годы и оказался почти утвержден И.В. Сталиным в качестве символа эпохи: восстанавливалась государственная символика, из забвения поднимались ключевые исторические фигуры, на социалистический лад воссоздавались общинные начала в колхозном уже селе, из опалы возвращалось православие…

Вот та великая историческая традиция, в которую сегодня вписалась КПРФ, выдвигающая в качестве непосредственной своей задачи подъем национально-освободительного движения в нынешней России. Намерения, провозглашенные КПРФ на Х съезде, выдвинутая на нем программа борьбы за национально-государственные интересы русских, всех россиян требуют от коммунистов самого серьезного внимания и к русскому менталитету, и ко всей русской, российской истории и культуре вообще.

Коммунисты сумеют решить русский вопрос только в том случае, если станут его органичной частью, вплетя русское начало, культуру, науку и традиции в коммунистическое движение страны.

Сергей ВАСИЛЬЦОВ.

Доктор исторических наук, директор Центра исследований политической культуры России (ЦИПКР).

Сергей ОБУХОВ.

Кандидат экономических наук, заместитель директора ЦИПКР.

«Правда» № 35. 7-10 апреля 2006.